ПОД КОВАННЫМ НЕМЕЦКИМ САПОГОМ

Дулаг 130

(продолжение)     

     Факты не оставляют никаких сомнений насчет того, что гитлеровская клика, командование немецкой армии задались целью истребить всех пленных. Этот вывод кажется невероятным. Нормальный человеческий ум отказывается его понять. И, однако, это так. Немцы разработали дьявольский план, составили и в массовом масштабе применяют продуманную систему мероприятий, чтобы истребить без остатка пленных. Одно из первых мест в этой системе принадлежит костлявой руке голода. Голод начинается с первого часа, с первой минуты плена. Как только красноармеец попадает в плен, его карманы и сумка очищаются от всего - от сахара, консервов, сухарей, табака. Это является всеобщей системой, не знающей исключений. В октябре 1941 года нам пришлось в районе города Спасс-Деменска наблюдать собственными глазами, как была дочиста ограблена колонна пленных в 200 человек. Немцы не брезговали ничем. Это мародерство происходит на глазах офицеров и при их участии: более ценные вещи присваиваются ими, менее ценные - солдатами. Так же были ограблены пленные в районе Вязьмы, Минска, Витебска, Смоленска. Колонна пленных, о которой мы упоминали выше, шла из района города Спасс-Деменска в Рославльский лагерь восемь дней, и в течение всего этого времени пленных ничем не кормили. Они питались попадавшимися по дороге капустными листьями, корнями, ржаными колосьями с неубранных придорожных полей. Воду пили из дорожных луж. Останавливаться у колодцев или просить напиться у крестьян строго воспрещалось.
      В Рославль значительная часть пленных не пришла: истощенные и обессиленные, они не могли двигаться и пристреливались немецким караулом. То и дело сзади слышались выстрелы. Это пристреливали отставших. Эта картина этапа до лагеря является типичной. Она повторяется на этапных путях и в другие лагеря. В течение пяти дней - с 9 по 13 октября 1941 года - гнали колонну пленных в Дорогобужский лагерь. Колонну сопровождала машина, на которой были установлены четыре спаренных пулемета. По пути в одной из деревень под печкой сгоревшего дома пленные увидели полуобгорелую картошку. Около 200 человек бросились за ней. Из четырех пулеметов был открыт огонь прямо в толпу. Несколько десятков пленных погибло. По пути, пленные бросались на поля с невыкопанной картошкой. Тотчас же открывался огонь из пулеметов.
      В самом лагере два раза в день выдавали по пол-литра баланды (одна - две ложки ржаной муки с отрубями, разболтанной в литре воды) и один раз в четыре - пять дней - по 150 - 200 граммов хлеба на человека. Раздача пищи организована самым издевательским образом. На несколько тысяч людей, среди которых большинство невоенные, а граждане, схваченные в городе, в деревнях и на дорогах и водворенные в лагерь для того, чтобы довести до нужных размеров количество "пленных", имеется всего три раздаточные. Колонны за пищей выстраиваются за час-полтора до начала раздачи. Сама раздача пищи продолжается в среднем четыре часа. Следовательно, в день надо затратить 10 - 11 часов для получения одной - двух ложек муки и в среднем 4 граммов хлеба. Все эти 11 часов приходится стоять (сидеть запрещено) под открытым небом в любую погоду, по икры в грязи осенью и в снегу зимой. Ясно, что подобный рацион при описанной системе его выдачи рассчитан на то, чтобы ускорить умирание организма".
      Несмотря на то, что для содержания военнопленных в лагере были приспособлены под бараки вещевые склады и казармы Школы младших командиров пограничных войск НКВД, узники находились в невыносимых условиях: "В самом лагере в Рославле есть несколько бараков. Большинство из них полуземляночного типа, с земляными полами, расположенными ниже уровня земли. Надземные и подземные воды заливают эти бараки, и в октябре 1941 года полы в них представляли собой грязное месиво, в котором ноги вязли по щиколотки. Никаких нар, досок или соломы нет, и пленные вынуждены ложиться прямо в грязь. Зимой пол представлял собой ледяную поверхность, покрытую навеянным и нанесенным ногами снегом. Ветер свободно гуляет по этим баракам, так как крыши располагаются на столбах и не доходят до земли.
     Два барака с каменными полами брались с бою. Каждый день там было несколько задавленных. Людей напихивалось туда, как сельдей в бочке. Живая стена пленных качалась из стороны в сторону. Ослабевшие сердца многих товарищей не выдерживали. Спрессованные безжизненные трупы качались, как живые, в массе живых и утром падали на пол, не поддерживаемые более телами своих живых пока еще товарищей.
      Ни один из бараков не отапливался. Костры разводить запрещалось, да и не из чего было. В октябре все пленные без исключения были до нитки мокрые. Просушиться было негде. Ветер пронизывал до костей. Зимой люди замерзали десятками ежедневно. Это была мучительная казнь пленных. Не представляло никаких трудностей отеплить и отопить бараки. Сотни и тысячи крестьян готовы были привезти дрова. Фашистские изверги не делали этого сознательно".
      Смертность в лагере от голода, холода, болезней и расстрелов достигала 3 - 4 процентов в день. Это значит, что за месяц весь состав пленных вымирал. За два с половиной осенних месяца 1941 года - октябрь, ноябрь и часть декабря - вместе с гражданскими пленными, составлявшими большинство, в лагере умерло 8500 человек, то есть больше 100 человек в среднем в день. В зимние месяцы ежедневно умирало от 400 до 600 человек. Ежедневно 30 - 40 длинных дрог грузилось трупами умерших и замерзших. В штабелях трупов, складывавшихся, как дрова, возле бараков, были и живые. Часто в этих штабелях двигались руки, ноги, открывались глаза, шептали губы: "Я еще жив". Умиравших хоронили вместе с мертвыми.
      Оккупанты не оставляли заключенным никаких шансов на жизнь, точнее, не препятствовали их медленной и мучительной смерти. Исключение составляли, в основном, молодые женщины и девушки, которых отправляли в Германию на работы. Для этого иногда устраивались настоящие торги: девушка 15 - 16 лет стоила 30 - 60 марок, женщины постарше - немного дешевле. (Лагерная жизнь находилась в постоянном "развитии": со временем сюда стали доставлять не только военнопленных, но и мирное население, угонявшееся в Германию).
      Однако в этом кошмаре, длившемся почти два года, было свое светлое пятнышко - человек, спасавший тех, кого, казалось, уже невозможно спасти: митрофорный протоиерей Всеволод Корицкий. Известно об этом незаметном подвиге священника стало лишь незадолго до 60-летия Победы, когда внучка отца Всеволода Варвара Засульская, вдохновленная обилием краеведческих публикаций, принесла в местную газету воспоминания о своем дедушке и его дневник - краткие, скупые записи о служении в годы оккупации и первое послевоенное десятилетие.
      Войну отец Всеволод, кавалер ордена Святой Анны 2-й и 3-й степени, встретил 77-летним инвалидом, жившим на иждивении у своих родственников. Единственное, чем он мог помочь своему народу, - откликнуться на просьбы рославльчан стать настоятелем кладбищенского Вознесенского храма, который оккупанты разрешили открыть, надеясь заслужить лояльность местного населения.
      Храм находился всего в полукилометре от Рославльского лагеря смерти.
      С первых дней открытия церкви отец Всеволод обратился с призывом к верующим организовать сбор продовольствия для советских военнопленных, чтобы спасти их от голодной смерти.
      В то время большинство взрослых, подростков и детей были некрещеными. К церкви потянулись жители города и окрестных деревень. В те страшные дни многие из бывших безбожников обратились к вере своих предков, считая спасением принять крещение и обрести тем самым Божью благодать.
      Крестьяне приносили хлеб, картофельные лепешки и оладьи - что могли, но от чистого сердца. Все это собиралось и незамедлительно переправлялось в лагерь военнопленных. Благодаря этому удалось спасти многих наших солдат от голодной смерти.
      При возможности отец Всеволод также вызволял военнопленных под личное поручительство. Многие из спасенных шли в "примаки" и трудились в сельском хозяйстве, впоследствии некоторые даже связывались с партизанами.
      Сам отец Всеволод был человеком очень скромным, позже он никогда не бахвалился своими заслугами, считая такое поведение естественным для христианина. После смерти Сталина, когда многие, пройдя фашистские и сталинские лагеря, были реабилитированы, эти люди, приезжая в Рославль, приходили к нему, чтобы выразить свою признательность и глубокое уважение за все, что было для них сделано.
      В своих записках протоиерей Всеволод вспоминает о том, как по ночам на окраине кладбища проводились массовые расстрелы, часто приезжали машины-душегубки и вываливали в готовые рвы трупы. Вокруг стояли немецкие часовые, чтобы не допустить никого к месту казни, поэтому свидетелей этих преступлений не было. Но иногда, стоя возле церкви, можно было слышать крики и стенания убиваемых.
      Невозможно представить, что творилось в такие минуты в душе батюшки. Одно можно знать наверняка: отец Всеволод молился, и, хочется верить, его молитвы помогли душам невинно убиенных.
      Есть что-то трагичное и величественное в этом противостоянии больного престарелого священника из маленького кладбищенского храма и гигантского лагеря смерти, население которого в несколько раз превышало население Рославля. Наверное, отец Всеволод хорошо понимал: стоит сделать один неосторожный шаг - и всё кончено. Прояви он больше рвения в сотрудничестве с оккупантами - и станет в глазах соотечественников предателем, будь он более настойчивым, добиваясь спасения военнопленных - и сам может оказаться в лагерном бараке и в братской могиле. Смерть для верующего человека не страшна - страшно было оставить всех тех, ждал от него помощи.
      После освобождения города в сентябре 1943 года была создана специальная комиссия по расследованию фактов фашистских преступлений. В состав этой комиссии вошел и настоятель Вознесенской церкви отец Всеволод. Он присутствовал при вскрытии братских могил и подписал протокол, а затем отслужил панихиду.
      Всю оставшуюся жизнь отец Всеволод посвятил благоустройству своего храма и кладбища, которые находились в запустении еще с первых лет Советской власти.
      Скончался митрофорный протоиерей Всеволод Корицкий в 1954 году, и лишь спустя полвека стало возможным восстановить память о его тихом подвиге.

     стр.